Теперь все уже уверены, что это лишь легенда.
Гжесь присел у самого края террасы, его сентиментальный реквизит – банка пива «будвайзер», покрытая крикливыми знаками катаканы [42]. Если поставить эту банку вертикально на столе, она начинает раскачиваться и изгибаться, будто танцовщица с хулахупом. Гжесь неподвижно держит ее в килоджоулевом захвате «СтарТрупера».
Мы все – гаджеты, думает он. Вдали, на высоте сороковых этажей, ветер колышет оборванный кабель, время от времени осыпая темный Токио фонтанами электрических искр. Гжесь на мгновение задумывается, сколько тока утекает таким образом с электростанций «Роял Альянса». Потом у него возникают мысли об искусственных огнях и спецэффектах Голливуда. Ветер холодный, но металл не чувствует ветра. Металл не чувствует ничего.
Так он проводит вечера, так он проводит ночи.
Чужой в чужой стране. Тем более что среди трансформеров нет ни одного японца, всю Японию смело сразу же в момент удара Луча; в секунду Зеро Азия находилась в полушарии смерти.
– Anyway.
Вторая легенда – о рае.
– Им удалось. У них получилось. На серверах одной из крупных студий в Калифорнии, используя готовые сканы, они поместили весь мир по другую сторону Зловещей Долины [43] – по крайней мере дом, сад, тела. И создали стопроцентно надежный фильтр, так что можно наконец непосредственно подключиться к сети, mind-to-mech, и даже mind-to-mind, и никакой вредоносный софт-зловред [44] не вспорет тебе память и не заразит сознание. Так что они логинятся туда, и там, по другую сторону, у них снова мягкие, теплые и влажные организмы, чудесно телесные на ощупь, они снова могут осязать, обонять, чувствовать вкус, – Дагеншелл разошелся не на шутку, а собравшиеся вокруг внимающие ему угловатые роботы наклоняются еще ближе, высовывают языки-микрофоны, усы-сканеры. – Они чувствуют вкус, и пьют, и едят, и пьют, – он поднимает рюмку водки, и вокруг раздается протяжный металлический лязг, крршааахррр, обратная связь динамиков и микрофонов, а может, вздох стыдливой машинерии, – и пьют, пьют, и спят, даже если не видят сны, и ходят по траве, и греются на солнце…
Кррршааахррр!..
– И у них есть собаки, кошки, птицы, насекомые, их кусают комары, в глаза попадают пыльца и семена, их слепит Солнце, там всегда восходит Солнце, и они устраивают барбекю, и обжигают себе пальцы…
Кррршааахррр!..
– Едят горячее мясо…
Это уже чересчур, роботы напирают на Дагеншелла, почти его раздавив.
– Знаешь IP [45]?
– Только шефы альянсов знают. Это они там встречаются – чтобы обсудить стратегию на ближайшее будущее, обменяться информацией, решить споры.
Черный мех-медикус рычит Дагеншеллу из расстроенного динамика прямо в налобный проектор:
– НО ГДЕ?! ГДЕ ЭТО?
– Калифорния, «Дом восходящего солнца».
Легенда, слишком прекрасная, чтобы быть реальностью.
Тем временем к Гжесю присаживается Джонни. Джонни разбил своего впечатляющего меха-Терминатора и теперь ходит в облике такого же сексбота, что и большинство трансформеров в Японии: женская версия, лицо из комикса, «Гейша» [46] V или VI.
– Кто-то тебя ищет.
– Кто?
Джонни показывает фотографию робота, покрашенного в желто-черную полоску, с большими кольцами на плечах.
– Впервые вижу, какая-то сборка из восстановленных, – удивляется Гжесь. – Почему он не послал мейл?
– Ха! Может, Бычки ему не по нраву.
Альянс «Bull & Bull» [47] – один из наименее многочисленных, но, поскольку он контролирует серверы Гугла, большинство трансформеров считают «B & B» серым кардиналом мира после Погибели, современным аналогом иллюминатов и масонов. Царит убеждение, будто Бычки унаследовали также все хранилища и ключи АНБ [48] и читают все мейлы, сколь бы надежно те ни были зашифрованы, а также пытаются проникнуть в разум трансформеров посредством не слишком тщательно отформатированного харда.
– Он представился?
– Я только слышал, что он спрашивал про тебя Пожирателя Душ, они довольно долго беседовали там, над Пучиной.
Гжесь еще раз бросает взгляд на дисплей Джонни.
– Но раз ему вообще дали меха – наверняка он с ними в дружеских отношениях.
– Или пришел пешком.
В Японии обитают почти все альянсы. Лишь здесь в их распоряжении имеется подобное изобилие человекоподобных роботов, в которых, пусть в кавычках и в металле, трансформеры могут хотя бы немного почувствовать себя живыми в живом мире.
В основном это разнообразные версии механических кукол из секс-шопов и борделей – японцы вполне справедливо славились изобретательностью в области всевозможных извращений, – а также медицинские роботы, спроектированные для опеки над пожилыми и инвалидами, домашние медикусы. В момент Погибели Япония была самым старым сообществом Земли, и медицинская робототехника уже являлась могущественной отраслью их промышленности.
И только здесь инфраструктура, необходимая для выживания трансформеров – то есть серверы и их питание, – в столь большой степени основывалась на автоматическом обслуживании, не требуя людей для поддержания их функционирования. Три года спустя Токио все еще не погас окончательно. Японские атомные электростанции после Фукусимы были столь параноидально защищены от всяческих природных и рукотворных бедствий, включая библейские цунами, ядерную войну и нападение Годзиллы, что могли работать без присутствия человека, пока материю не победит энтропия или пока не исчерпаются запасы урана.
Тем временем распадается остальной человеческий мир. Электрический кабель бьет в окна здания, рассыпая искры, мусор мчится по каньонам улиц спиральными облаками.
Третья легенда – о Злом Боге.
– …и тогда он нажал RESET, и все живое начало умирать…
Гжесь дотрагивается кончиком пальца-захвата до банки и смотрит, как «будвайзер» колышется перед ним влево и вправо. Мех способен застыть неподвижно так, как не может ни один живой организм, движение – то, что дает меху жизнь. Робот, который не работает, – куча металлолома, ничего больше. Гжесь и Джонни, замерев будто камни, глядят на танцующую банку. На большом экране наверху светится миллионами огней ночное небо «Бегущего по лезвию» – настоящая феерия на фоне мрачного Токио времен ПостАпо.
Будто в ритме этой банки, гнутся и колеблются металлически-пластиковые тела двух сексботов, разыгрывающих на подиуме в глубине бара жуткую пародию на человеческий половой акт. «Гейша» и «Гейша», два женских меха на неизвестных трансформерах, с точностью и нежностью закаленной стали имитируют поцелуи, ласки грудей и ягодиц, бронированные пальцы на бронированных лонах, танец звериной похоти, выглядящий чудовищно в исполнении холодных машин, в потоках лазерных вспышек, под аккомпанемент солдатской музыки стриптиза. Гжесь смотрит на все это, эмотируя удушающее чувство стыда. Сколько же тут уровней искусственности, сколько слоев кавычек – он теряется, пытаясь их сосчитать. Они не могут напиться, у них нет даже программ для имитации опьянения. Они не могут заниматься сексом, у них нет программ для сексуальной связи и возбуждения. Все, что им осталось, – сухой театр секса в облике роботов, сконструированных для эротического обслуживания настоящих, органических людей. Застывший, как статуя, Гжесь наблюдает этот процесс двести восемьдесят семь секунд и, наконец не выдержав, встает, скрежеща суставами. Переполнилась чаша токийской горечи.
– Меланхолия – король, меланхолия – микадо…
На следующий день SoulEater39 пригласил Гжеся на прибрежные склады «Роял Альянса» в промышленной зоне Кэйё [49]. В двух кварталах дальше начиналась Пучина. SoulEater залогинился в своего «Сёгуна» [50] (как лидер альянса в Японии и шеф GOATs [51], он всегда имел первоочередное право на выбор машины), и они зашагали над пустыми улицами и крышами зданий, по монорельсу воздушной железной дороги.
